Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ вынесла от 2 июля 2019 г. № 64-КП9-6 по спору об определении отцовства и взыскании алиментов с донора биоматериалов для процедуры ЭКО, в котором обозначила, что нахождение участников процедуры ЭКО в браке имеет правовое значение для последствий ее проведения.
Первая инстанция и апелляция заняли разные позиции по вопросу отцовства донора спермы
Гражданка Т. и гражданин К. в 2016 году обратились в медицинский центр с заявлением о проведении процедуры ЭКО с использованием биоматериала К. Сразу после этого донор в новом заявлении попросил произвести криоконсервацию его спермы на год и использовать ее в течение этого срока для оплодотворения Т. При проведении первой базовой программы ЭКО беременность не наступила, в дальнейшем женщина самостоятельно, без участия К., обратилась в медцентр для проведения повторной процедуры, в результате которой у нее родились две дочери.
Затем Т. подала иск об установлении отцовства К. в отношении детей и о взыскании алиментов на них. Истица указала на то, что, когда ответчик участвовал в программе ЭКО, он подписал согласие на принятие участия в воспитании будущих детей. Однако сейчас К. отказывается подавать заявление о признании отцовства в ЗАГС и не участвует в воспитании и содержании дочерей.
Южно-Сахалинский городской суд Сахалинской области не согласился с доводами Т. и отказал в удовлетворении иска. Он исходил из того, что истица и ответчик не были женаты. Действительно, К. являлся донором генетического материала и не оспаривал этот факт. Однако мужчина не давал обязательств по участию в воспитании и содержании детей, поэтому у него не возникли родительские права и обязанности.
Апелляция отменила решение первой инстанции, установила отцовство К. и взыскала с него алименты. При этом Сахалинский областной суд указал на то, что мужчина участвовал в программе ЭКО как «гражданский муж», не проходил медико-генетическое обследование для доноров, на него также не заполнялась индивидуальная карта донора. Поэтому суд апелляционной инстанции решил, что К. участвовал в процедуре ЭКО не в качестве донора, а как партнер истицы, поэтому у него возникли родительские права и обязанности в отношении родившихся детей.
ВС поддержал районный суд
К. не согласился с решением апелляции и обратился с кассационной жалобой в Верховный Суд, который счел ее обоснованной.
Судебная коллегия по гражданским делам указала, что в соответствии с п. 4 ст. 51 Семейного кодекса лица, состоящие в браке и давшие письменное согласие на применение метода искусственного оплодотворения или на имплантацию эмбриона, в случае рождения у них ребенка в результате применения этих методов считаются его родителями. Однако, как указала Коллегия, необходимо руководствоваться и разъяснениями Пленума ВС, которые даны им в от 16 мая 2017 г. № 16, посвященном применению законодательства при рассмотрении дел, связанных с установлением происхождения детей.
Согласно этому акту в аналогичных рассматриваемому спору ситуациях судам, в частности, следует проверить, добровольно ли и осознанно ли было дано согласие донора на применение метода искусственного оплодотворения. В этом же постановлении Пленум указал, что рождение ребенка с использованием одинокой женщиной донорского генетического материала не влечет за собой установления родительских прав и обязанностей между донором и ребенком. Указанное обстоятельство не зависит от того, известна ли личность донора родителям. Поэтому не могут быть удовлетворены иски об установлении отцовства в отношении донора.
В рассматриваемом споре ВС установил, что в совместном заявлении Т. и К. донор расписался в графе «муж». На основании этого был сделан вывод о наличии обоюдного информированного добровольного согласия обоих граждан на применение вспомогательных репродуктивных технологий. Однако, отметил Суд, форма заявления, установленная приказом Минздрава от 30 августа 2012 г. № 107н, не содержит указаний на необходимость обозначения правовых статусов заявителей (муж/жена), поэтому подписанное сторонами заявление установленной форме не соответствует. Из этого, по мнению ВС, следует, что заявление Т. и К. не может рассматриваться как основание для возникновения родительских прав и обязанностей для лиц, не состоящих в официальном браке.
Более того, Верховный Суд указал, что из заявления следует, что его автором является истица. Подпись ответчика означает лишь то, что он подтверждает свои данные как донора генетического материала. Поэтому, указала Коллегия, фраза «Я обязуюсь....», исходя из единого контекста и смысла всего заявления, относится к принятию данной обязанности именно лицом, подающим заявление на медицинское вмешательство, то есть Т. Исходя из этого, ВС посчитал ошибочным вывод суда апелляционной инстанции о том, что ответчик, расписавшись в графе «муж», обязался взять на себя все права и обязанности родителя.
Суд также обратил внимание на тот факт, что в заявлении донора на криоконсервацию одновременно подчеркнуты два взаимоисключающих пункта: «я обязуюсь взять» и «не обязуюсь взять» все права и обязанности родителя в отношении будущего ребенка. Это не позволяет сделать вывод о согласии мужчины на принятие соответствующих прав и обязанностей.
Кроме того, ВС подчеркнул, что первое применение вспомогательных репродуктивных технологий не привело к беременности. Несмотря на то что К. подал заявление о криоконсервации, договор о донорстве между ним и медицинским учреждением не был заключен по не зависящим от гражданина причинам. На основании этого Суд сделал вывод: базовый этап применения вспомогательных репродуктивных технологий был окончен, по его итогам беременность не наступила. Дальнейшие правоотношения между мужчиной и медицинским учреждением ограничивались действием договора о криоконсервации генетического материала.
При этом последующие правоотношения между Т. и медицинским учреждением сформировались уже в рамках осуществления нового этапа применения вспомогательных репродуктивных технологий. На повторную программу гражданка приехала одна, о чем свидетельствует содержание ее заявления. Истица не отрицала, что заполнила его сама. В этом документе женщина просила «провести ей ЭКО с использованием ооцитов профессионального донора».
Суд посчитал доказанным то, что подписи от имени К. были выполнены гражданкой Т. ВС подчеркнул, что истица инициировала проведение нового медицинского вмешательства более технологичным способом, который не охватывается рамками базового этапа проведения ЭКО. Это дополнительное медицинское вмешательство было осуществлено на основании ее единоличного волеизъявления и только ее единоличного информированного добровольного согласия, как того и требует законодательство. При этом, как указано в определении, несмотря на отсутствие договора о донорстве между К. и медицинским учреждением, генетический материал мужчины при проведении процедуры был использован как материал неанонимного донора.
Апелляционная инстанция установила, что К. проходил такое же обследование, которое проводится в отношении доноров генетического материала. Однако Сахалинский областной суд сделал ошибочный, по мнению ВС, вывод о том, что ответчик проходил программу ЭКО не в качестве донора половых клеток, а в качестве партнера истицы. При этом ни первая, ни вторая инстанция подлинную медицинскую документацию не запрашивали.
ВС подчеркнул, что суд второй инстанции должен был учесть, что правовое значение для последствий проведения процедуры ЭКО имеет нахождение ее участников в браке. «"Партнерство" женщины, не состоящей в браке с донором спермы, применительно к процедуре ЭКО не может служить достаточным основанием для установления отцовства в судебном порядке», – сказал Суд.
Руководствуясь этим, Судебная коллегия отменила апелляционное определение и оставила в силе решение суда первой инстанции.
Екатерина Коробка. Новая адвокатская газета